![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Казнить нельзя помиловать
Еще несколько интересных сведений из парижских воспоминаний о булгаковском прототипе.
Как известно, генерал Слащев вешал и расстреливал за милую душу. М.Булгаков в "Беге" исключительно точно изобразил легкость, с которой Слашев казнил и миловал (правда, Булгаков не показывает, что в жизни тот был, по большей части, пьян или обдолбан кокаином). У Булгакова Хлудов, правда, казнит только большевиков или тех, кто, как ему кажется, им сочувствует (вот, например, чуть Парамошу не замочил). В жизни Слащев был еще круче, поскольку истреблял даже и тех, кто просто проявлял строптивость в подчинении. Так он расправился, например, с офицерами полка, который отказался выйти из резерва на указанную позицию. Вот опять отрывок из парижских мемуаров:
Приговоренные к смерти военно-полевым судом, они были положены лицами вниз на платформе станции Джанкой и расстреляны в затылок. Трупы их, для острастки оставшихся в живых товарищей, несколько дней лежали рядами на платформе не убранными...
Зверюга, шакал, как сказала Хлудову интеллигентная Серафима Корзухина, лишь случайно за это не повешенная. А ведь в юности ничего не предвещало...
За несколько лет до войны в лейб-гвардии Финляндский полк поступил молоденький румяный офицерик, тихий, скромный, старательный и исполнительный. Он редко участвовал в кутежах, водки не пил, а любил сладкое, принося с собою в офицерское собрание плитки шоколада. За это товарищи добродушно над ним подсмеивались, называя красной девицей.
Может быть, поэтому Булгаков вложил в уста Воланда плохую характеристику тех, кто избегает "вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы"? Впрочем, откуда бы Булгаков знал о юных годах Слащева? А может быть, он с ним встречался в Москве в 20-х годах, как предположено в статье, ссылку на которую любезно дала![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
egovoru?
Булгаковский Хлудов, как и в жизни Слащев, чрезвычайно импульсивен, вешать или не вешать решает под влиянием минуты. В этом смысле очень примечателен эпизод, описанный мемуаристом, когда реальный Слащев везет в поезде арестованных, чтобы их казнить.
Провожая меня к выходу, он [Слащев] весело обратился ко мне:
— А знаете, я везу с собой шесть большевичков.
— Каких большевиков?
— А видите ли, в Севастополе сейчас неспокойно. Идет сильная агитация и подготовляется забастовка. Вы понимаете, что положение на фронте очень серьезно и малейшие волнения в тылу могут погубить все дело обороны Крыма. Вот я и решил арестовать главных севастопольских смутьянов, которых мне там указали. Теперь я их везу с собой на фронт.
— Зачем вы их везете?
Слащев засмеялся и, почуяв в моем вопросе тревогу, ответил:
— Вы думаете, что я их расстреляю? Вот и ошибаетесь. Я просто велю их вывести за линию наших позиций и там отпущу на все четыре стороны. Если они находят, что большевики лучше нас, пусть себе у них и живут, а нас освободят от своего присутствия.
Я понимал, что значит "вывести за линию позиций". Такие случаи уже бывали: людей действительно выводили за линию позиций, но там вдогонку им пускались пули.
Понятно, что тревога моя от таких успокоений не рассеялась.
— Кто же эти шесть человек, которых вы везете?
Слащев мне назвал шесть имен, из которых два мне были хорошо известны. Это были лидеры местных меньшевиков: один — мой давнишний приятель В.А. Могилевский, бывший севастопольский городской голова, другой — член городской управы Пивоваров.
Тогда мемуарист стал убеждать Слащева не казнить этих людей, поскольку от них большевикам может быть только вред. Уговорил.
...
Как известно, зверюга и шакал, известный всей России вешатель Слащев быстро возвратился из эмиграции в Советскую Россию и поступил на службу к большевикам. Дальше пишет мемуарист:
Осенью 1922 года, поздно вечером, по улицам Москвы шел бывший меньшевик, бывший член севастопольской городской управы Пивоваров, вступивший в коммунистическую партию после занятия Крыма большевиками. Тот самый Пивоваров, которого Слащев когда-то вез с собой на фронт для "выведения в расход".
Вдруг кто-то остановил его: "Товарищ Пивоваров!"
Перед ним стоял красноармейский офицер.
— Товарищ Пивоваров, неужели вы меня не узнаете?
Вглядевшись в незнакомца, Пивоваров узнал в нем генерала Слащева.
— Пойдемте ко мне поболтаем, вспомним старое, — предложил Слащев. Пивоваров принял приглашение, и они мирно беседовали за самоваром. Кто старое помянет, тому глаз вон, как говорит русская пословица...
Пивоваров нашел Слащева очень милым и интересным собеседником и описал свою встречу с ним в письме к своему бывшему партийному товарищу, ставшему эмигрантом, В.А.Могилевскому [тоже из приговоренных], который мне это письмо показывал.
Жизнь пишет такие крутые сценарии, которые не под силу никаким драматургам.
Как известно, генерал Слащев вешал и расстреливал за милую душу. М.Булгаков в "Беге" исключительно точно изобразил легкость, с которой Слашев казнил и миловал (правда, Булгаков не показывает, что в жизни тот был, по большей части, пьян или обдолбан кокаином). У Булгакова Хлудов, правда, казнит только большевиков или тех, кто, как ему кажется, им сочувствует (вот, например, чуть Парамошу не замочил). В жизни Слащев был еще круче, поскольку истреблял даже и тех, кто просто проявлял строптивость в подчинении. Так он расправился, например, с офицерами полка, который отказался выйти из резерва на указанную позицию. Вот опять отрывок из парижских мемуаров:
Приговоренные к смерти военно-полевым судом, они были положены лицами вниз на платформе станции Джанкой и расстреляны в затылок. Трупы их, для острастки оставшихся в живых товарищей, несколько дней лежали рядами на платформе не убранными...
Зверюга, шакал, как сказала Хлудову интеллигентная Серафима Корзухина, лишь случайно за это не повешенная. А ведь в юности ничего не предвещало...
За несколько лет до войны в лейб-гвардии Финляндский полк поступил молоденький румяный офицерик, тихий, скромный, старательный и исполнительный. Он редко участвовал в кутежах, водки не пил, а любил сладкое, принося с собою в офицерское собрание плитки шоколада. За это товарищи добродушно над ним подсмеивались, называя красной девицей.
Может быть, поэтому Булгаков вложил в уста Воланда плохую характеристику тех, кто избегает "вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы"? Впрочем, откуда бы Булгаков знал о юных годах Слащева? А может быть, он с ним встречался в Москве в 20-х годах, как предположено в статье, ссылку на которую любезно дала
egovoru?Булгаковский Хлудов, как и в жизни Слащев, чрезвычайно импульсивен, вешать или не вешать решает под влиянием минуты. В этом смысле очень примечателен эпизод, описанный мемуаристом, когда реальный Слащев везет в поезде арестованных, чтобы их казнить.
Провожая меня к выходу, он [Слащев] весело обратился ко мне:
— А знаете, я везу с собой шесть большевичков.
— Каких большевиков?
— А видите ли, в Севастополе сейчас неспокойно. Идет сильная агитация и подготовляется забастовка. Вы понимаете, что положение на фронте очень серьезно и малейшие волнения в тылу могут погубить все дело обороны Крыма. Вот я и решил арестовать главных севастопольских смутьянов, которых мне там указали. Теперь я их везу с собой на фронт.
— Зачем вы их везете?
Слащев засмеялся и, почуяв в моем вопросе тревогу, ответил:
— Вы думаете, что я их расстреляю? Вот и ошибаетесь. Я просто велю их вывести за линию наших позиций и там отпущу на все четыре стороны. Если они находят, что большевики лучше нас, пусть себе у них и живут, а нас освободят от своего присутствия.
Я понимал, что значит "вывести за линию позиций". Такие случаи уже бывали: людей действительно выводили за линию позиций, но там вдогонку им пускались пули.
Понятно, что тревога моя от таких успокоений не рассеялась.
— Кто же эти шесть человек, которых вы везете?
Слащев мне назвал шесть имен, из которых два мне были хорошо известны. Это были лидеры местных меньшевиков: один — мой давнишний приятель В.А. Могилевский, бывший севастопольский городской голова, другой — член городской управы Пивоваров.
Тогда мемуарист стал убеждать Слащева не казнить этих людей, поскольку от них большевикам может быть только вред. Уговорил.
...
Как известно, зверюга и шакал, известный всей России вешатель Слащев быстро возвратился из эмиграции в Советскую Россию и поступил на службу к большевикам. Дальше пишет мемуарист:
Осенью 1922 года, поздно вечером, по улицам Москвы шел бывший меньшевик, бывший член севастопольской городской управы Пивоваров, вступивший в коммунистическую партию после занятия Крыма большевиками. Тот самый Пивоваров, которого Слащев когда-то вез с собой на фронт для "выведения в расход".
Вдруг кто-то остановил его: "Товарищ Пивоваров!"
Перед ним стоял красноармейский офицер.
— Товарищ Пивоваров, неужели вы меня не узнаете?
Вглядевшись в незнакомца, Пивоваров узнал в нем генерала Слащева.
— Пойдемте ко мне поболтаем, вспомним старое, — предложил Слащев. Пивоваров принял приглашение, и они мирно беседовали за самоваром. Кто старое помянет, тому глаз вон, как говорит русская пословица...
Пивоваров нашел Слащева очень милым и интересным собеседником и описал свою встречу с ним в письме к своему бывшему партийному товарищу, ставшему эмигрантом, В.А.Могилевскому [тоже из приговоренных], который мне это письмо показывал.
Жизнь пишет такие крутые сценарии, которые не под силу никаким драматургам.
no subject
no subject
«В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами»
(Гревс В. Американская авантюра в Сибири. М., 1932 С. 80)
no subject
no subject
Генерал Е. И. Достовалов ОЧЕРКИ:
«Я пробовал как-то заняться приблизительным подсчетом расстрелянных и повешенных одними белыми армиями Юга и бросил — можно сойти с ума, страшной работой контрразведок мы заливали кровью несчастного населения города и села Крыма и лицемерно кричали об ужасах красного чека».
no subject
no subject
«Нахимовский проспект увeшан трупами -- разсказывают корреспонденты "Руля". "Нахимовский проспект увeшан трупами офицеров, солдат и гражданских лиц, арестованных на улицe и тут же наспeх казненных без суда. Город вымер, население прячется в погребах, на чердаках. Всe заборы, стeны домов, телеграфные и телефонные столбы, витрины магазинов, вывeски - оклеены плакатами "смерть предателям" -- пишут "Общему Дeлу". Офицеров вeшали -- добавляет другой очевидец -- обязательно в формe с погонами. Невоенные большею частью болтались полураздeтыми". На улицах вeшали "для назидания". "Были использованы всe столбы, деревья и даже памятники... Исторический бульвар весь разукрасился качающимися в воздухe трупами. Та же участь постигла Нахимовский проспект, Екатерининскую и Большую Морскую улицу и Приморский "бульвар". Приказом коменданта Бемера (германскаго лейтенанта во время окупации Крыма) гражданское население лишено права жаловаться на исполнителей совeтской власти, "так как оно содeйствовало бeлогвардейцам".
Но историки утверждают, что большевики во время гражданской войны и сразу после её никогда никого не вешали. Вешать они начали только в конце Великой Отечественной войны, и то только немцев и наших предателей. А во время гражданской войны вешали именно белые, на что имеются множество свидетельств.
Шкуро. Записки белого партизана
«Приехавший вскоре генерал Покровский распорядился повесить всех пленных и даже перебежчиков. У меня произошло с ним по этому поводу столкновение, но он лишь отшучивался и смеялся в ответ на мои нарекания. Однажды, когда мы с ним завтракали, он внезапно открыл дверь во двор, где уже болтались на веревках несколько повешенных.
— Это для улучшения аппетита, — сказал он.
Покровский не скупился на остроты вроде: «природа любит человека», «вид повешенного оживляет ландшафт» и т.п.».
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
"Русский мир" - это сообщество, искусственная спайка ма
В 2002 году около 80% населения находилось за чертой бедности. Недовольных много, но нет организованного протеста. Русский народ в очередной раз демонстрирует потрясающее терпение и терпимость по отношению к власти. Это и есть главная традиция, доставшаяся ему к наследство от рабского прошлого.
no subject
"Русский народ в очередной раз демонстрирует" - вот греки орут и бузят много, решили они этим свои проблемы?
Скромные огоньки-глазки мигают на погостах!