![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Портос и Гриша
В продолжении истории с совой. А ведь и у животных с национализмом слабовато, часто бывает так, что не любят они именно себе подобных.
Я вспомнил, как давным-давно, когда мы работали в Петроверигском переулке, традиционно брали себе в лабораторию из вивария кошку, чтобы живность была, чтобы уют. И однажды взяли гигантского кота, которого назвали Портосик. Портосик имел характер отнюдь не холерический, как его прототип, а, скорее, обломовский. Целыми днями лежал, еле помещаясь на стуле и изображая страдания философского духа. Я, где-то, стал беспокоиться, не подорвет ли он здоровье таким пассивнейшим образом жизни. Он даже ел то, что ему приносили, с видом огромного одолжения, не приподнимаясь, как-то лежа.
В такой отрешенности прошло, наверно, недели три, и однажды, когда наша лаборантка принесла, как обычно, для эксперимента здоровенную крысу, эта крыса сбежала. Выскочила из клетки, спрыгнула со стола и понеслась куда-то по полу. Этот шорох услышал лежавший в привычном анабиозе Портосик, приподнял ухо, моментально вскочил на ноги и прыгнул. Это был прыжок метра на два с половиной. Так, должно быть, прыгнул с печи в первый раз Илья Муромец, отмотавший на этой печи тридцать лет и три года. Портосик прыгнул еще раза два с такой же мощью и поймал крысу уже в другой комнате. После чего раздался жуткий хруст костей.
Девочки наши, натурально, зажимая рты, помчались в туалет, а я пошел посмотреть на пейзаж после битвы. Оказалось, что от крысы остался только пустой кожаный мешок с шерстью и хвостом. Портосик подумал и мешок тоже съел.
Этот случай полностью переменил modus vivendi Портосика. Он поверил в свою мужественность и стал искать возможности общаться с равными себе. Выразилось это в том, что он стал слезать со стула и регулярно ходить в пивную напротив. Там мужики выносили кружки на улицу и рассаживались на траве для беседы. Портосик садился рядом, внимательно слушал мужские разговоры. Собеседники уважительно делились с ним воблой и плавленными сырками.
Постепенно Портосик стал пропадать в пивной все время, а в лабораторию приходил только ночевать. А однажды не пришел. Не пришел и на второй вечер. Стало ясно, что он на нас просто плюнул. Плюнули на него и мы, и завели себе следующего котика, какого-то недомерка. Тощего такого, хилого. Не хватало ему только очков и скрипки. Назвали Гришей.
Вечером четвертого дня сумерки как-то внезапно потемнели. Оказывается, вечерний свет через наше полуподвальное окно загородила огромная морда Портосика. Он стоял и через стекло, не отрываясь, смотрел на тонконогого Гришу, который всё пытался запрыгнуть на бывший портосиковый стул. И взгляд был такой... "ну и суки же вы все, со всей вашей наукой и с вашим ботаником Гришей... стоило только уйти ненадолго... на кого меня променяли...". Даже мне стало страшно на него смотреть, я уж не говорю про Гришу, который весь затрепетал своей жалкой шерстью.
Отметав через окно свои молнии, Портосик повернулся и медленно пошел по двору прочь. Больше мы его никогда не видели.
А через два дня исчез и Гриша. Куда подевался он, никогда не выходивший во двор, так и осталось загадкой.
Я вспомнил, как давным-давно, когда мы работали в Петроверигском переулке, традиционно брали себе в лабораторию из вивария кошку, чтобы живность была, чтобы уют. И однажды взяли гигантского кота, которого назвали Портосик. Портосик имел характер отнюдь не холерический, как его прототип, а, скорее, обломовский. Целыми днями лежал, еле помещаясь на стуле и изображая страдания философского духа. Я, где-то, стал беспокоиться, не подорвет ли он здоровье таким пассивнейшим образом жизни. Он даже ел то, что ему приносили, с видом огромного одолжения, не приподнимаясь, как-то лежа.
В такой отрешенности прошло, наверно, недели три, и однажды, когда наша лаборантка принесла, как обычно, для эксперимента здоровенную крысу, эта крыса сбежала. Выскочила из клетки, спрыгнула со стола и понеслась куда-то по полу. Этот шорох услышал лежавший в привычном анабиозе Портосик, приподнял ухо, моментально вскочил на ноги и прыгнул. Это был прыжок метра на два с половиной. Так, должно быть, прыгнул с печи в первый раз Илья Муромец, отмотавший на этой печи тридцать лет и три года. Портосик прыгнул еще раза два с такой же мощью и поймал крысу уже в другой комнате. После чего раздался жуткий хруст костей.
Девочки наши, натурально, зажимая рты, помчались в туалет, а я пошел посмотреть на пейзаж после битвы. Оказалось, что от крысы остался только пустой кожаный мешок с шерстью и хвостом. Портосик подумал и мешок тоже съел.
Этот случай полностью переменил modus vivendi Портосика. Он поверил в свою мужественность и стал искать возможности общаться с равными себе. Выразилось это в том, что он стал слезать со стула и регулярно ходить в пивную напротив. Там мужики выносили кружки на улицу и рассаживались на траве для беседы. Портосик садился рядом, внимательно слушал мужские разговоры. Собеседники уважительно делились с ним воблой и плавленными сырками.
Постепенно Портосик стал пропадать в пивной все время, а в лабораторию приходил только ночевать. А однажды не пришел. Не пришел и на второй вечер. Стало ясно, что он на нас просто плюнул. Плюнули на него и мы, и завели себе следующего котика, какого-то недомерка. Тощего такого, хилого. Не хватало ему только очков и скрипки. Назвали Гришей.
Вечером четвертого дня сумерки как-то внезапно потемнели. Оказывается, вечерний свет через наше полуподвальное окно загородила огромная морда Портосика. Он стоял и через стекло, не отрываясь, смотрел на тонконогого Гришу, который всё пытался запрыгнуть на бывший портосиковый стул. И взгляд был такой... "ну и суки же вы все, со всей вашей наукой и с вашим ботаником Гришей... стоило только уйти ненадолго... на кого меня променяли...". Даже мне стало страшно на него смотреть, я уж не говорю про Гришу, который весь затрепетал своей жалкой шерстью.
Отметав через окно свои молнии, Портосик повернулся и медленно пошел по двору прочь. Больше мы его никогда не видели.
А через два дня исчез и Гриша. Куда подевался он, никогда не выходивший во двор, так и осталось загадкой.
no subject
А что касается национализма, то он как раз внутривидовое явление. И ситуация с Портосиком и Гришей вполне укладывается в картину.
Но не стоит забывать и социальное противостояние, которое бьет и видовое, а иногда и национальное. Но зато социальный статус (в отличие от вида , национальности) можно изменить.
no subject
Может быть, придет ккой-нибудь мощный дискутант, равный тебе, и задвинет контраргументы.
no subject
Это я по поводу мощного дискутанта...
Дело еще в том, что видовое противостояние к настоящему моменту осталось только в слабонаучной фантастике и компьютерных играх. Там они, чужие, сверкая чешуей и потрясая жвалами, прут на нас, гуманоидов.
Здесь же, в реальности, разве что в глухих индийских деревнях, куда иногда забредают тигры. Да и там понятно какой вид в финале снимет шкуру с противника.
Поэтому даже в случае с совой ассоциативная идентификация идет не по видовому признаку, а скорее по социальному. Противник - пьяный, вор, зараза, сволочь. А сова своя - смогла, отбилась, вырвалась, еще и дала по голове. Идеал.
Вот только с мудростью промашка. Где-то я читал, что совы, будучи на вершине пищевой пирамиды, умом не отличаются.
no subject
no subject