Entry tags:
Мутные дела
Недавно Nature огласил, что, по сведениям из Москвы, сейчас в Россию возвращается старая советская практика – статья, направленная на публикацию в научном журнале, должна сначала получить визу первого отдела. КГБ ФСБ, короче.
Поскольку в силу возраста многие уже и не знают, что такое эта советская практика, я напомню.
В СССР всякая публикация (не только научная) должна была проходить цензуру, так называемое литование. Без такой специальной визированной анкеты никакое печатное издание не могло публиковать текст. Публикация же за границей в международных журналах (а это и есть цель практически любой хорошей научной работы) требовала еще и дополнительной специальной экспертизы. В документах, направляемых на эту экспертизу, авторы предполагаемой публикации должны были обосновать тезис, что в статье, посылаемой за рубеж, нет ничего интересного для СССР – результаты вторичны, выводы тривиальны, а все самое интересное уже давно опубликовано авторами в советской печати. Как понимаете, это всё было жуткой околесицей, потому что классные международные журналы никогда бы такое дерьмо не приняли к печати. Тем не менее, этот театр разыгрывался регулярно, не в последнюю очередь потому, что кураторы из КГБ, конечно, не могли ничего понять про ценность статей, посылаемых за рубеж.
(Эта комедия несла дополнительные лулзы в случае посылки научных работников за границу. Чтобы туда поехать, надо было, среди прочего, пройти комиссию в райкоме партии, где заседали, говоря нынешним языком, партийные ватники 96-й пробы. Обычным вопросом для кандидатов в командировочные был – есть ли у вас публикации за границей и если есть, зачем же вы так непатриотично поступили, как какой-то Пастернак? Поскольку за границей принимали, обычно, только тех, у кого такие публикации были (а иначе как бы заграница узнала об этих ученых), то приходилось сознаваться в своем пятоколонном поведении, но тут же и заявлять, что этим дуракам на Западе мы впариваем лишь ненужную нам туфту. А самое ценное мы, конечно, публикуем в советской печати, а еще лучше под грифом "Для служебного пользования" или "Секретно", чтобы враги не прознали. Обычно партватников это вполне удовлетворяло).
Да, так теперь, вопрос – возвращается ли сейчас в Россию эта дебильнаябля (с) практика? На него поспешил отрицательно ответить начальник управления научной политики и организации научных исследований вуза Андрей Федянин. Но он так разъяснил, что лучше бы не разъяснял.
Вот чего, по словам РБК, он говорит.
Оказывается, существует такой порядок "в Московском университете: экспертные комиссии из числа наших сотрудников проводят экспертизу научной новизны работы и возможности ее опубликования".
Это вообще что такое? Значит, я работаю, а вопрос, имею ли я право посылать свою работу в какой-то журнал, решает некая "комиссия" из "числа наших сотрудников". Это как я хотел бы после школы поступать в институт, а вопрос о том, имею ли я право подавать туда документы и сдавать экзамены, решала некая комиссия одноклассников. Может быть, я, по их мнению, и недостоин высокого звания студента.
Дальше тоже неплохо.
Федянин также заявил, что публикации статей осуществляются в рамках установленных в России нормативов.
Какие еще могут быть "установленные нормативы" для публикации статей? Во всем мире существует только один норматив – суверенное решение редакции журнала на основании рекомендаций научных экспертов. Какой еще российский "норматив" может регулировать научные публикации в международных журналах?
Впрочем, если речь идет о каком-то местном российском издании типа "Гинекологии Мордовии", тогда да, тут могут рулить и российские нормативы. Но какое это имеет отношение к науке?
В общем, дело ясное, что дело темное.
Поскольку в силу возраста многие уже и не знают, что такое эта советская практика, я напомню.
В СССР всякая публикация (не только научная) должна была проходить цензуру, так называемое литование. Без такой специальной визированной анкеты никакое печатное издание не могло публиковать текст. Публикация же за границей в международных журналах (а это и есть цель практически любой хорошей научной работы) требовала еще и дополнительной специальной экспертизы. В документах, направляемых на эту экспертизу, авторы предполагаемой публикации должны были обосновать тезис, что в статье, посылаемой за рубеж, нет ничего интересного для СССР – результаты вторичны, выводы тривиальны, а все самое интересное уже давно опубликовано авторами в советской печати. Как понимаете, это всё было жуткой околесицей, потому что классные международные журналы никогда бы такое дерьмо не приняли к печати. Тем не менее, этот театр разыгрывался регулярно, не в последнюю очередь потому, что кураторы из КГБ, конечно, не могли ничего понять про ценность статей, посылаемых за рубеж.
(Эта комедия несла дополнительные лулзы в случае посылки научных работников за границу. Чтобы туда поехать, надо было, среди прочего, пройти комиссию в райкоме партии, где заседали, говоря нынешним языком, партийные ватники 96-й пробы. Обычным вопросом для кандидатов в командировочные был – есть ли у вас публикации за границей и если есть, зачем же вы так непатриотично поступили, как какой-то Пастернак? Поскольку за границей принимали, обычно, только тех, у кого такие публикации были (а иначе как бы заграница узнала об этих ученых), то приходилось сознаваться в своем пятоколонном поведении, но тут же и заявлять, что этим дуракам на Западе мы впариваем лишь ненужную нам туфту. А самое ценное мы, конечно, публикуем в советской печати, а еще лучше под грифом "Для служебного пользования" или "Секретно", чтобы враги не прознали. Обычно партватников это вполне удовлетворяло).
Да, так теперь, вопрос – возвращается ли сейчас в Россию эта дебильнаябля (с) практика? На него поспешил отрицательно ответить начальник управления научной политики и организации научных исследований вуза Андрей Федянин. Но он так разъяснил, что лучше бы не разъяснял.
Вот чего, по словам РБК, он говорит.
Оказывается, существует такой порядок "в Московском университете: экспертные комиссии из числа наших сотрудников проводят экспертизу научной новизны работы и возможности ее опубликования".
Это вообще что такое? Значит, я работаю, а вопрос, имею ли я право посылать свою работу в какой-то журнал, решает некая "комиссия" из "числа наших сотрудников". Это как я хотел бы после школы поступать в институт, а вопрос о том, имею ли я право подавать туда документы и сдавать экзамены, решала некая комиссия одноклассников. Может быть, я, по их мнению, и недостоин высокого звания студента.
Дальше тоже неплохо.
Федянин также заявил, что публикации статей осуществляются в рамках установленных в России нормативов.
Какие еще могут быть "установленные нормативы" для публикации статей? Во всем мире существует только один норматив – суверенное решение редакции журнала на основании рекомендаций научных экспертов. Какой еще российский "норматив" может регулировать научные публикации в международных журналах?
Впрочем, если речь идет о каком-то местном российском издании типа "Гинекологии Мордовии", тогда да, тут могут рулить и российские нормативы. Но какое это имеет отношение к науке?
В общем, дело ясное, что дело темное.
no subject
И что это за хрень - "российские нормативы для публикаций"?
no subject
Приказ ДСП (надеюсь, ты помнишь), так что люди не хотят говорить.
no subject
Приехали.
no subject
no subject
no subject
no subject
Вообще как визы первого отдела будут сочетаться с интернетом, сотрудничеством, финансированием по грантам и т.п. ...это трудно себе представить.
no subject
Мне повезло, я грант Евросоюза по FP4 получил, когда эти суки ещё в силу не вошли и я их просто посылал на три буквы. А потом я уехал.
no subject
no subject
потому что все это сейчас есть, а счастья у россиян все равно нет.
ну и кому оно тогда надо?
no subject
no subject
Первый же отдел следил по тем временам только, чтобы не писали кто и сколько чего производит. За секретность, если что - тоже с завлаба бы спрашивали.
Конечно, окончательно подписывали в дирекции (опять, формально). Хотя, какой-то информационный отдел при дирекции был, которым Григорьянц заведовал. Но вроде у него роль была выдавать, а не пресекать.
Это все правила при внутрисоюзных публикациях. Каково было публиковаться за рубежом в советские годы - не представляю. Наверняка именно так, как у Гельфанда сказано - только то, что все и так знают. Потом, когда Сорос прорубил окно снаружи, там уже всем плевать было на комиссии, денег все равно не платили.