![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
vbaЯ сейчас с удовольствием читаю большую серьезную монографию посвященную русской культуре, которая просто полный кирдык устраивает старым добрым русским мифам. Но про эти многие мифы в другой раз.
Сейчас хочу остановиться только на одной мысли, а именно на роли воинского духа в сильной экспансии допетровской Руси. Традиционно принято считать, что исторически русский воинский дух чрезвычайно силен – это гордость для, скажем, русофилов и недобрая черта для их противников.
Автор же приводит общеизвестные факты, которые никак этого взгляда не подтверждают. Например, в традиционно централизованном русском государственном устройстве после татарского ига и вплоть до Петра у нас не было ни одного воинственного царя-полководца. Лишь Иван Грозный немного поприсутствовал на одном театре военных действий. И это при том, что на Западе воинский дух культивировался и военной аристократией (которой у нас до Петра попросту не было), и самими монархами, когда не только средневековые Ричард Львиное Сердце или Людовик Святой были королями-воинами, участниками многих сражений и турниров, но даже и поздние английский Генрих VIII или французские Франциск I или Генрихи прославились и как прекрасные воины, и как отличные турнирные бойцы. Все это было совершенно чуждо и московским царям, и московским боярам.
В книге приводятся оценки русского воинского духа многочисленными иностранными наблюдателями в Московской Руси – почти все они презрительны и уничижительны, правда, довольно высоко оценивают способность русских к обороне. Даже русский фольклор выше ставит способность устоять перед ударом, чем нанести его.
А ведь точно!
...Ты ударишь – я, бля, выживу.
Я ударю – ты, бля, выживи!
Извините, отвлекся. Так почему я заинтересовался этим? Автор задается вопросом – так как же такой почти стопроцентно крестьянский, малоодаренный в военном отношении русский народ добился такой экспансии в допетровское время? И после анализа приходит к такому выводу – не воины, а крестьянство освоило огромные пространства за пределами малюсенькой Московской Руси. Гонимые нуждой, чрезмерным гнетом, беспросветным русским рабством крестьяне уходили в такие дали, которые им и не снились, смешиваясь с тамошними кочевниками и ассимилируя их.
И вот я думаю, а не повторилась ли эта история в наши времена? Когда заслуженно проиграв в безнадежной холодной войне (в которой победить не было ни малейшего шанса), гонимые нуждой и прочими неудобствами, наши соотечественники пошли в далекие дали, смешиваясь с разными народами. И если бы эти народы не жили с очень высокой плотностью, может быть, Русь была бы уже гораздо шире, чем она есть сейчас? Но уж больно плотно те живут, хрен их ассимилируешь!
Сейчас хочу остановиться только на одной мысли, а именно на роли воинского духа в сильной экспансии допетровской Руси. Традиционно принято считать, что исторически русский воинский дух чрезвычайно силен – это гордость для, скажем, русофилов и недобрая черта для их противников.
Автор же приводит общеизвестные факты, которые никак этого взгляда не подтверждают. Например, в традиционно централизованном русском государственном устройстве после татарского ига и вплоть до Петра у нас не было ни одного воинственного царя-полководца. Лишь Иван Грозный немного поприсутствовал на одном театре военных действий. И это при том, что на Западе воинский дух культивировался и военной аристократией (которой у нас до Петра попросту не было), и самими монархами, когда не только средневековые Ричард Львиное Сердце или Людовик Святой были королями-воинами, участниками многих сражений и турниров, но даже и поздние английский Генрих VIII или французские Франциск I или Генрихи прославились и как прекрасные воины, и как отличные турнирные бойцы. Все это было совершенно чуждо и московским царям, и московским боярам.
В книге приводятся оценки русского воинского духа многочисленными иностранными наблюдателями в Московской Руси – почти все они презрительны и уничижительны, правда, довольно высоко оценивают способность русских к обороне. Даже русский фольклор выше ставит способность устоять перед ударом, чем нанести его.
А ведь точно!
...Ты ударишь – я, бля, выживу.
Я ударю – ты, бля, выживи!
Извините, отвлекся. Так почему я заинтересовался этим? Автор задается вопросом – так как же такой почти стопроцентно крестьянский, малоодаренный в военном отношении русский народ добился такой экспансии в допетровское время? И после анализа приходит к такому выводу – не воины, а крестьянство освоило огромные пространства за пределами малюсенькой Московской Руси. Гонимые нуждой, чрезмерным гнетом, беспросветным русским рабством крестьяне уходили в такие дали, которые им и не снились, смешиваясь с тамошними кочевниками и ассимилируя их.
И вот я думаю, а не повторилась ли эта история в наши времена? Когда заслуженно проиграв в безнадежной холодной войне (в которой победить не было ни малейшего шанса), гонимые нуждой и прочими неудобствами, наши соотечественники пошли в далекие дали, смешиваясь с разными народами. И если бы эти народы не жили с очень высокой плотностью, может быть, Русь была бы уже гораздо шире, чем она есть сейчас? Но уж больно плотно те живут, хрен их ассимилируешь!
