В людях

Прочитал воспоминания rezonerа, как он был на переднем краю, когда отражали эпидемию правостороннего аппендицита... и накатило. Уходят участники событий, свидетели, их дети, внуки, а кто передаст ароматы эпохи? Тем более у врачей, которые, как Резонер, трудятся в коллективе, это еще можно сделать, но у нас, творческих работников, такое почти невозможно.

Недавно из интернета узнал, что умер Сергей Бондарчук. Помню, как мы встречались с Сергеем Федоровичем. В первый раз это было на Центральном рынке, мы стояли в очереди за сметаной. Это был человек большого вкуса, хорошее пальто, носки в тон, все выдавало Мастера. Рыночный сквозняк слегка трепал чуть тронутые сединой волосы. Мы тогда были с ним близки, нас разделяло всего два-три человека.

Я вполголоса спросил его тогда:
- Сергей Федорович, а почему вы перестали снимать "Войну и мир"?

Он не ответил, видимо сам не знал ответа на этот вопрос. Да и очередь его подошла, а мне надо было еще стоять и стоять. Но мои слова запали ему в мозг, как раз тогда, не без помощи Бондарчука, в СССР стали снимать сериалы.

Потом была встреча в Доме творчества архитекторов под Москвой. С.Ф. прошел мимо меня своей характерной походкой, известной всему "Мосфильму", спеша в бильярдную. Я кивнул ему, но играть в бильярд тогда не стал, меня ждали партнеры по преферансу.

В то время я активно подражал Бродскому. Стал много курить, стал своим человеком в котельной, даже заимел судимость. Мой друг, известный поэт, грубо сказал мне тогда, что надо уже определиться как творческой личности, потому что во мне становится все больше от Высоцкого. Это было ложью, отвратной ложью, я не любил портвейн и француженок, предпочитая им черногорок с их атласной кожей, маленькими босыми ступнями и протяжными сладко изнуряющими ласками на свежем воздухе. Так я потерял друга.

Единственным близким человеком тогда была моя сестра, старше меня на 23 года. Малышом она брала меня в Сандуновские бани, где проходили творческие встречи крупных мастеров культуры. Первой скрипкой там была, конечно, Фурцева Екатерина Алексеевна. Обычно, выйдя из парной, она брала меня на пожеванные целлюлитом колени и просила что-нибудь прочесть. Я любил начать с "Рыцаря Тогенбурга", а потом, по нарастающей, переходил к злободневному Сергею Михалкову.

"Да ты найдешь ли дом?!!" - стучал я по бледному бедру Екатерины Алексеевны, целомудренно выглядывавшему из-под сандуновской простыни. Фурцева заливалась простонародным хохотом, а ее именитые товарки забирали у нее стаканчик с коньяком и быстро выпивали сами. Предлагали и мне, но я тогда не любил коньяк, да и сейчас его не люблю.

Так в один большой том воспоминаний слились и детство, и юность, и мои университеты.