Сумасшедший дом октября1993 года

Прошли юбилейный дни, надо бы на них откликнуться. Пятьдесят лет спутнику, Боже мой, как летит время. Четырнадцать лет московским событиям... их, наверно, в Москве уже и забыли, кому они интересны?

Я сейчас нашел свои записки, что сделал в те дни. Забавно прочесть сейчас.

Я прилетел в Москву вечером 21 сентября и тут же услышал сообщение о роспуске парламента. Было, конечно, совсем непонятно, чем это дело кончится. "Дохлой мухи не дам", - сказала моя добрая приятельница. И оказалась права.

Москвичей охватило какое-то угрюмое напряжение. Помню скандал в троллейбусе, разгоревшийся из-за того, что одна дама читала вслух какую-то псевдополитическую заметку, а другая требовала прекратить чтение и не нервировать окружающих, и без того нервных. Первая метко огрызалась, апеллируя к свободе слова. Нервные окружающие злобно молчали.

В своих записках я нашел упоминание об экстремистских газетах с обеих сторон. Значит, была печатная поддержка и Белого Дома, а не только Ельцина. Помню совершенно тошнотворное ощущение от прессы тех дней.

В самом конце сентября, когда блокада Белого Дома стала крепчать, я решил пойти посмотреть, что там происходит. ( Read more... )

(продолжение следует)

Безумный день (продолжение)

Улетать обратно я должен был третьего, а в субботу 2 октября, я пошел выполнять заказ моих французов, которым, видите ли, захотелось аджики (самый русский деликатес). В этот день я увидел театр абсурда во всем его великолепии. Беготню начал с гастронома на Пресне. На площади у "Баррикадной" большим кольцом стоял ОМОН со щитами, очевидно, чтобы помешать строителям баррикад. Вокруг уже стали собираться толпы; время от времени к милиционерам подходили и начинали их агитировать. "Вот вы, товарищ, русский или не русский?", - спрашивал одного омоновца субъект в добротном пальто, лицом - копия Дерсу Узала. "Ну, русский", - недружелюбно ухмылялся тот. "Русский, говорите. А чего ж нерусских защищаете?". "Я-то русский, а вы китаец". "Я россиянин", - отвечал Дерсу Узала, поднимая кверху палец. "Так кто тут русский?", - вдруг возбудился омоновец. "Ну я русский, - повысил голос Узала, - а вы вообще неизвестно кто".

Я, к сожалению, не смог больше наслаждаться этим софистами и побежал в гастроном на Смоленку. Там вообще шла подготовка к пожару в борделе во время наводнения. ( Read more... )

(продолжение следует)

Безумный день-2 (продолжение)

С трудом избавившись от фанатов Израиля, пошел дальше по Арбату. И вижу, как в самом конце улицы к небу поднимаются клубы черного дыма, а немного впереди у театра Вахтангова собралась толпа, и кто-то кричит в мегафон. Тут я сообразил, что побоище уже началось. Подхожу ближе и вижу, что вместо бойцов в мегафон кричит Зиновий Высоковский по случаю праздника Арбата, рассказывает про Люсю и какой он пензюк. Толпа немного смеется, а дым начинает заволакивать все небо. (Вообще этот прикол мне напомнил эпизод из "Гори, гори моя звезда", где на фоне гражданской войны герой Леонова-киномеханик знай крутит свое кино, зарабатывая бабки). У Смоленки милиция никого не пускает, идите, говорят, боковым переулком через метро. Народу - тьма. У входа в метро дым едкий, не продохнуть, но все идут как ни в чем не бывало. Просто дурдом. Выхожу на Садовую, где только недавно был и ничего не узнаю.

Движение перекрыто, поперек Садовой с обеих сторон от меня баррикады, часть которых горит. Мостовая усеяна остатками битвы. За баррикадами в сторону Пресни в 3 цепи стоит ОМОН со щитами и водометы. Уйти по Садовой можно только если перелезть через некрупную баррикаду справа из какого-то кровельного железа. Через нее на карачках ловко лезут обыватели, в обе стороны, и даже с маленькими детьми. Лезу я через нее, кривое железо под ногами грохает, балансирую куриными ногами и портфелем и думаю - вот видели ли бы меня мои французские коллеги.

Дошел я до ОМОНа, огляделся. Ионеску отдыхает. ( Read more... )

(окончание следует)

Финал (окончание)

Мне кажется, что драка на Смоленке сыграла довольно большую роль в конфликте. Противники Ельцина почувствовали, что и ОМОН, и спецназ могут уйти в оборону, если на них давить (как это было на Смоленке). Надо только давить смелее. И уже на следующий день на Крымском мосту эта тактика оправдалась. В это время я уже ехал в аэропорт. Позвонив же из Парижа матушке в Москву, я узнал, что настали времена совсем лихие.

Скажу откровенно, что мне стало страшно. Я вспомнил, как много среди тех бойцов людей неуравновешенных, с повернутой психикой, предельно агрессивных, и ведь именно они будут задавать тон в том, что последует, если они победят. Всю ночь мы слушали радио, и, надо сказать, в студии тоже волновались.( Read more... )