vba | Прощай, оружие.

Я уже писал, как мне доверяли боевое оружие и какими травмами это кончилось. Но это было не в первый раз (и не в первый раз травмами кончилось, как вы увидите сейчас), потому что в юности я жил неподалеку от киностудии детских и юношеских фильмов им. Горького, где иногда подрабатывал. А советское детское и юношеское кино обожало батальные сцены, поэтому там я с винтовкой не расставался, и со штыком. (Кстати, до сих пор не могу понять, зачем Красной Армии надо было яростно сжимать штык мозолистой рукой, вы, как говорится, пробовали?. Правда, если мозоли как копыта...).

Короче, был я и белым, был и красным, а однажды записали меня вообще в непонятную, но нехорошую армию, где, правда, неплохо платили. Был такой фильм "Достояние республики", где герой Андрея Миронова попадает к нам в плен. По сценарию эти невнятные вооруженные силы назывались "банда атамана Лагутина", а нашего главного изображал Игорь Кваша, который косил под интеллигента-расстригу. Чтобы избежать всяких ненужных политических аллюзий, режиссер Бычков решил нарядить нас в традиционные анархистко-махновские одежды, как их представлял себе исторически кастрированный зритель 70-х годов. Мы носили черные бараньи шапки, черные же рубахи и были вооружены, естественно, обрезами. А у интеллигента Лагутина-Кваши был какой-то педерастический стоячий кружевной воротничок и, опять же, интеллигентский пистолет, а не тупой обрез. Его убивал Миронов, Кваша падал с лошади как мешок с драгоценностями, мы зверски убивали Миронова, но и сами потом плохо кончали. Вот такая была движуха.

Весь этот сюжет был просто пронизан штампами и клише. Гнездо наше находилось в монастыре (а где же еще гнездиться антисоветским политическим уголовникам?), и мы якобы проводили все свободное время, усевшись на траве подле самоваров, самогона и граммофонов с огромной трубой (баб с нами, правда, почему-то не было, мы были целомудренные советские кинобандиты). Устроили весь этот вертеп в Коломенском, на территории архитектурного заповедника, к которому уже подступали новостройки.

Вообще милитаристкая массовка того времени, как правило, состояла из людей пестрого социального происходения, имевших много свободного времени и мало денег. Завсегдатаем там был один хрен по кличке Бром, с богатой биографией подстать своему киногерою с обрезом, весь в татуировках, в некоторых местах политического характера. Это, кстати, сильно ему мешало. По летней жаре в бараньих шапках мы обливались потом и поэтому ходили в расстегнутых рубашках с закатанными рукавами. Колоритному же Брому, часто фигурявшему на первом плане, помрежи запрещали заголяться, объясняя, что советский зритель не поймет, если у махновца на груди наколот кто-то типа Сталина, а на руке танк и "ГСВГ."

У нас с Бромом возникло что-то вроде дружбы на работе. Я не очень вписывался внешностью в свирепые бандиты, и гримеры даже мазали мне физиономию, чтобы было какое-то подобие небритой щетины. Рядом же со страшенным Бромом я чувствовал себя более уверенно, и во мне появлялись повадки рецидивиста. А Брому было лестно внимание человека почти с высшим образованием. В общем, та еще была пара.

И однажды случилась катастрофа. Ко мне подбежал Бром и взволновано вскричал (здесь я опускаю множество нецензурных слов-паразитов):
- Вова, у меня спиздили обрез!
Я инстинктивно схватился за свой родной ствол мозолистой рукой.

Оружие нам обычно давали под залог паспорта, поэтому утрата винтовки или обреза грозила страшнейшим геморроем. Выяснилось, что слегка поддатый Бром заснул в кустах, а когда проснулся, рядом обреза не было.

- Суки, сявки, - начал орать Бром на весь монастырь. – Понастроили домов, поселили лимиту, этих урок вообще ближе стопервого километра к Москве не подпускать! Сам посуди, в ресторане обсчитывают, в подъезде срут, бумажники пиздят, винтовки пиздят! Я бля этого пидора найду, я этот обрез ему в жопу засуну...

Дальше пошли анатомические подробности, довольно неправильные, кстати.

Я посоветовал ему пойти и спросить у реквизиторов, может быть они в курсе.

- Вова, с этими гандонами вообще нельзя дела иметь, они хотят с меня полста, я же их секиру просрал...

Тут я вспомнил, что, действительно, на какой-то картине-сказке ему выдали здоровенную алебарду для битвы со Змеем Горынычем, но Бром еще перед битвой по пьяни ее потерял. Поэтому мой совет идти к реквизиторам был неактуален. Тем временем нервный Бром стал бегать по площадке и спрашивать у других бандитов, кто мог взять его обрез.

- Нашел, нашел, - прибежал он вскоре радостный. – Пацан местный тут болтался, из нового квартала, приметы я взял. Я его враз найду. Дай-ка мне твой обрез, если он дуру включит, я его пугну, скажу, что у меня патронов полные карманы.

Свой обрез мне давать ему жутко не хотелось, но в силу фронтового братства отказать я не смог. И Бром помчался, размахивая обрезом, в сторону новостроек.

Тут меня пробил холодный пот. Я сообразил простую вещь, которая мне в голову на площадке не приходила. Я представил себе как по московским улицам бежит, преследуя кого-то и матерясь, мужик с мордой убийцы, одетый по всем канонам бандитского жанра и с настоящим обрезом в руке. И, к тому же, с моим обрезом.

Все мои наихудшие предчувствия сбылись. Все сбылось, весь набор – и вопли, и паника, и мордобой, и милиция. Меня даже не утешило то, что я нашел Бромов обрез, который кто-то положил в тачанку. Но когда местные авторитеты явились на площадку, чтобы вдобавок еще вломить убежавшему Брому, началась съемка, нас уже рубила красная конница, и мы, похватав свои ружья с граммофонами, катились кубарем к реке.

После боя ко мне подошел Бром.

- Волками какими-то Москву заселили, - сказал он мне, одной рукой утирая расквашенный нос, а другой протягивая мне мой обрез.- Не понимают, блядь, культурной речи. Ладно, ништяк, переживем, главное винт нашелся.

- Да, конечно, сам нашелся, - хотел сказать я ему. Но не было никакого желания говорить с Бромом, тем более, что у меня страшно болела нога, отдавленная налетевшей на меня в атаке лошадью красных. А от этих стрелялок меня уже тошнило.

Так начался мой путь к пацифизму.