1941 год; преступления и наказания
Jun. 22nd, 2016 07:01 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
vbaК.Симонов и в своих дневниках, и в произведениях неоднократно касался темы вины армии СССР, которая в 1941 году не выполнила своей задачи; эту задачу в результате был вынужден выполнить народ. В "Живых и мертвых" Зосима Иванович озвучивает мысли автора:
— А теперь я так понимаю, что не все у Красной Армии есть, чему надо быть! Подумать, сколько времени не можем фашиста остановить! А теперь я спрашиваю и прошу за это к ответу: а почему же нам не сказали?
И действительно, несмотря на предвоенные литавры, армия стала так быстро бежать, что в оккупации сразу оказались миллионы людей, не говоря уже о ресурсах. Кто их должен был защищать, если не армия – такой рефрен постоянно виден у Симонова. А другой, связанные с этим аспект, это незнание ни армией, ни населением того, что ждет людей, оставленных в захваченных областях, в самом скором будущем. Вся антигитлеровская пропаганда была притушена в СССР перед войной, чтобы не раздражать своего соседа, занятого разборками с мировой плутократией. Например, большая часть еврейского населения Белоруссии и Украины не была эвакуирована сразу же после начала войны и, в результате, погибла.
Тетя Наташа, Наталья Николаевна Акимова, очень давний и очень близкий друг нашей семьи, перед войной была врачом в минской психиатрической больнице Новинки. Когда немцы захватили Минск, она осталась со своими больными. Я знал, что во время войны она была связана с партизанами, передавала им медикаменты. О войне мало рассказывала. Но недавно я узнал, что она давала показания на процессе в Минске в январе 1946 года, когда судили группу немцев, обвиненных в массовых убийствах. Действительно, кто бы мог подумать, что эти приличные люди будут заниматься такими делами буквально через два месяца после начала оккупации. Вот показания главного врача больницы Н.Н.Акимовой, данные на допросе свидетелей 19 января 1946 года.
«Больные были уничтожены в Новинках в 2 приёма. Первый раз уничтожение происходило путём отравления газом, второй раз были уничтожены остальные больные путём расстрела. Началось уничтожение больных после посещения в августе месяце колонии Новинки шефом СС полиции Г. Гиммлером. Он осмотрел хронические и рабочее отделения колонии Новинки и уехал. В начале сентября колонию посетил генеральный комиссар Кубе в сопровождении врача генерального комиссариата Вебера. 17 сентября в час ночи меня вызвал шеф местной полицейской бригады Вернер Воленбах, находившийся в колонии, и предложил сделать обход отделений колонии. В то время колония насчитывала около 300 человек больных.
Больные были размещены в 2 рабочих отделениях — мужском и женском. Метод лечения к ним применялся — трудовой процесс. Они обрабатывали землю, которая принадлежала колонии. Остальные 2 отделения состояли из хроников, тоже мужчин и женщин. В. Воленбах был в нетрезвом состоянии. Когда мы пришли с ним в хроническое женское отделение и стали ходить по палатам, в коридор вышла одна больная и попросила у него закурить. Я стала успокаивать больную, просила её возвратиться в палату, но она меня не послушала. Тогда В. Воленбах вынул пистолет и на моих глазах больную застрелил. Он приказал ночью захоронить убитую, смыть кровь. Я была сильно потрясена случившимся и на рассвете поехала во Вторую больницу посоветоваться с главным врачом больницы, как же в дальнейшем бороться с такими поступками немцев. Но главный врач — доктор Афонский ответил, что на немцев нам теперь жаловаться совершенно некуда.
Возвратившись в колонию 18 сентября, я заметила на её территории необычайную обстановку. На дворе, обычно оживлённом, абсолютно никого не было, а возле конторы и на территории колонии стояло несколько грузовых и легковых машин. Я пошла по пустынной территории и недалеко от маленького хронического отделения встретила второго врача колонии — доктора Китаевича. Он был страшно взволнован и рассказал мне, что приблизительно за полчаса до моего возвращения на территорию колонии приехал офицер СС полиции в сопровождении химика и приказал доктору Китаевичу подготовить человек 20 больных на предмет испытания действия какого-то газа. Больных было приказано привести в помещение бани, находящейся тут же на территории колонии, а всех жителей с территории колонии убрать в свои дома.
Я пошла вместе с доктором Китаевичем к бане, возле которой стояли грузовые и легковые машины. Около машин возился немец, назвавший себя химиком. От машины отходил шланг к дверям бани. Из окна бани шла другая труба к генератору другой машины. Баня была герметически закрыта, в ней было помещено несколько человек больных.
Через полчаса немцы открыли двери бани и стали бросать на машины трупы. Машины с трупами ушли с территории колонии.
Когда я возвращалась в отделение, мне встретился тот офицер, который руководил отравлением больных. Он говорил по-русски и возмущённо накинулся на меня, спрашивая, на каком основании я шатаюсь на территории, в то время как отдан приказ, чтобы никого не было. Я ему ответила, что хожу по колонии потому, что являюсь главным врачом и желаю знать, что тут происходит с моими больными. Он мне ответил, что это меня не касается, и предложил мне сейчас же убраться.
Я пошла всё-таки в тяжёлое хроническое отделение для того, чтобы отобрать более сознательных больных, перевести их в рабочее отделение и этим спасти. Я уже наметила нескольких больных, но в это время тот самый офицер в сопровождении шефа местной полиции стал барабанить в окно, предлагая мне немедленно уйти, и при этом заявил: «Если Вы немедленно не уйдёте, вас уберут». Я ему стала объяснять, что я здесь являюсь врачом и желаю лечить больных. Он мне сказал, что ему всё равно и что если я не послушаюсь его, то он меня отправит вместе с больными. Я вынуждена была уйти.
В этот день они уничтожили хронических больных в количестве 120 человек, а на следующее утро вывозили на машине евреев, находившихся в рабочем отделении. Тех больных, которые не были уничтожены путём отравления газом, немцы расстреливали.
Таким образом, первый раз было уничтожено около 200 больных. Остались больные рабочего отделения.
В конце октября на территорию колонии была послана бригада жандармерии, шефом её являлся Шмидт, а его заместителем — Митман. Жандармы неоднократно заходили в рабочее отделение и избивали больных нагайками.
Больных, которые имели родных и могли кое-как самостоятельно работать, я совместно с доктором Китаевичем вывезла из больницы. Остальные больные, которые никого не имели, оставались у нас и их надо было кормить. 4 ноября я поехала в городскую управу для того, чтобы выписать продукты на больных. В управе мне заявили, что продуктов они выдавать не будут, так как больница закрыта. Я попросила начальника отдела здоровья при городской управе пройти со мной в генеральный комиссариат к Веберу для того, чтобы выяснить этот вопрос. Начальник и его сотрудники отказались со мной идти в генеральный комиссариат, и я пошла к Веберу одна. В то время его не было, и меня принял его заместитель. Он мне разрешил продлить кредит до 15 ноября и выписал питание. Но ввиду того, что рабочий день кончался, я с этой бумажкой поехала домой. Когда я приехала в колонию, то увидела, что больные очень встревожены. Они заявили мне о том, что их заставляли рыть какие-то ямы недалеко от больницы, приблизительно на расстоянии 1 км. Им объяснили, что эти ямы роют для установления каких-то пушек. Я, уже наученная горьким опытом предыдущего уничтожения, тоже очень расстроилась и взволновалась. Я спросила немца В. Воленбаха, что здесь происходит. Он меня успокоил и заявил, что ямы вырыты для установления орудий. Я успокоилась, успокоила больных и ушла домой.
На рассвете следующего дня, т. е. 5 ноября 1941 года, ко мне пришёл хозяйственник и заявил о том, чтобы я в колонию не ходила, потому что туда приехала большая полицейская группа, которая окружила колонию и будет расстреливать больных. Я вышла из дому часов в 6 утра, но в колонию не входила, я находилась около ларька, недалеко от больницы. Я заметила следующую картину: возле рабочего отделения, где размещались мужчины, стояла большая охрана из полицейских.
Как я уже показала, в рабочем отделении находились сознательные больные. Видя угрожающую им опасность, больные пытались выскочить через окна второго этажа, но и тех, кто выскакивал, сейчас же схватывали, бросали в машину и отвозили к тому месту, где была вырыта яма.
То же самое происходило и с женщинами. Никакие мольбы и просьбы не помогали. Все, в том числе и Митман, выводили больных из комнат, бросали их в машину, отвозили и расстреливали. Беспрерывно с места расположения ямы были слышны выстрелы. В этот день было покончено с больными и с больницей»
Как видим, уничтожались не партизаны, даже не сочувствующие им, а самые обыкновенные больные. Кроме того, в колонии оставались и евреи, которые тоже, видимо, не подозревали того, что их ждет. Возможно, если бы антисемитская политика нацистской Германии меньше замалчивалась в 1939-41 годах в СССР, многие евреи использовали бы все возможные средства, чтобы бежать от наступающих немецких войск, и в многочисленных бабьих ярах погибло бы меньше людей.
После гибели больницы Наталья Николаевна заведовала минской аптекой. Часть сотрудников аптеки была арестована гестапо за связь с партизанами. Наталья Николаевна тоже была арестована, но на допросах все отрицала, а другие ее не выдали, и она была отпущена. В сентябре 1943 года упоминавшийся в показаниях генеральный комиссар Кубе был взорван в своем доме. После этого, как мне кажется, тетя Наташа бежала к партизанам, потому что гестапо гребло всех подряд (но точно я не помню, как я говорил, она об этом не любила вспоминать и редко обращалась к тем годам), и очень многие были казнены.
После войны, на процессе 1946 года к казни были приговорены 14 из 18 подсудимых, в том числе и упоминавшийся жандарм Митман.
На следующий день после выноса приговора, 30 января, они были повешены на минском ипподроме при огромнейшем скоплении народа.
— А теперь я так понимаю, что не все у Красной Армии есть, чему надо быть! Подумать, сколько времени не можем фашиста остановить! А теперь я спрашиваю и прошу за это к ответу: а почему же нам не сказали?
И действительно, несмотря на предвоенные литавры, армия стала так быстро бежать, что в оккупации сразу оказались миллионы людей, не говоря уже о ресурсах. Кто их должен был защищать, если не армия – такой рефрен постоянно виден у Симонова. А другой, связанные с этим аспект, это незнание ни армией, ни населением того, что ждет людей, оставленных в захваченных областях, в самом скором будущем. Вся антигитлеровская пропаганда была притушена в СССР перед войной, чтобы не раздражать своего соседа, занятого разборками с мировой плутократией. Например, большая часть еврейского населения Белоруссии и Украины не была эвакуирована сразу же после начала войны и, в результате, погибла.
Тетя Наташа, Наталья Николаевна Акимова, очень давний и очень близкий друг нашей семьи, перед войной была врачом в минской психиатрической больнице Новинки. Когда немцы захватили Минск, она осталась со своими больными. Я знал, что во время войны она была связана с партизанами, передавала им медикаменты. О войне мало рассказывала. Но недавно я узнал, что она давала показания на процессе в Минске в январе 1946 года, когда судили группу немцев, обвиненных в массовых убийствах. Действительно, кто бы мог подумать, что эти приличные люди будут заниматься такими делами буквально через два месяца после начала оккупации. Вот показания главного врача больницы Н.Н.Акимовой, данные на допросе свидетелей 19 января 1946 года.
«Больные были уничтожены в Новинках в 2 приёма. Первый раз уничтожение происходило путём отравления газом, второй раз были уничтожены остальные больные путём расстрела. Началось уничтожение больных после посещения в августе месяце колонии Новинки шефом СС полиции Г. Гиммлером. Он осмотрел хронические и рабочее отделения колонии Новинки и уехал. В начале сентября колонию посетил генеральный комиссар Кубе в сопровождении врача генерального комиссариата Вебера. 17 сентября в час ночи меня вызвал шеф местной полицейской бригады Вернер Воленбах, находившийся в колонии, и предложил сделать обход отделений колонии. В то время колония насчитывала около 300 человек больных.
Больные были размещены в 2 рабочих отделениях — мужском и женском. Метод лечения к ним применялся — трудовой процесс. Они обрабатывали землю, которая принадлежала колонии. Остальные 2 отделения состояли из хроников, тоже мужчин и женщин. В. Воленбах был в нетрезвом состоянии. Когда мы пришли с ним в хроническое женское отделение и стали ходить по палатам, в коридор вышла одна больная и попросила у него закурить. Я стала успокаивать больную, просила её возвратиться в палату, но она меня не послушала. Тогда В. Воленбах вынул пистолет и на моих глазах больную застрелил. Он приказал ночью захоронить убитую, смыть кровь. Я была сильно потрясена случившимся и на рассвете поехала во Вторую больницу посоветоваться с главным врачом больницы, как же в дальнейшем бороться с такими поступками немцев. Но главный врач — доктор Афонский ответил, что на немцев нам теперь жаловаться совершенно некуда.
Возвратившись в колонию 18 сентября, я заметила на её территории необычайную обстановку. На дворе, обычно оживлённом, абсолютно никого не было, а возле конторы и на территории колонии стояло несколько грузовых и легковых машин. Я пошла по пустынной территории и недалеко от маленького хронического отделения встретила второго врача колонии — доктора Китаевича. Он был страшно взволнован и рассказал мне, что приблизительно за полчаса до моего возвращения на территорию колонии приехал офицер СС полиции в сопровождении химика и приказал доктору Китаевичу подготовить человек 20 больных на предмет испытания действия какого-то газа. Больных было приказано привести в помещение бани, находящейся тут же на территории колонии, а всех жителей с территории колонии убрать в свои дома.
Я пошла вместе с доктором Китаевичем к бане, возле которой стояли грузовые и легковые машины. Около машин возился немец, назвавший себя химиком. От машины отходил шланг к дверям бани. Из окна бани шла другая труба к генератору другой машины. Баня была герметически закрыта, в ней было помещено несколько человек больных.
Через полчаса немцы открыли двери бани и стали бросать на машины трупы. Машины с трупами ушли с территории колонии.
Когда я возвращалась в отделение, мне встретился тот офицер, который руководил отравлением больных. Он говорил по-русски и возмущённо накинулся на меня, спрашивая, на каком основании я шатаюсь на территории, в то время как отдан приказ, чтобы никого не было. Я ему ответила, что хожу по колонии потому, что являюсь главным врачом и желаю знать, что тут происходит с моими больными. Он мне ответил, что это меня не касается, и предложил мне сейчас же убраться.
Я пошла всё-таки в тяжёлое хроническое отделение для того, чтобы отобрать более сознательных больных, перевести их в рабочее отделение и этим спасти. Я уже наметила нескольких больных, но в это время тот самый офицер в сопровождении шефа местной полиции стал барабанить в окно, предлагая мне немедленно уйти, и при этом заявил: «Если Вы немедленно не уйдёте, вас уберут». Я ему стала объяснять, что я здесь являюсь врачом и желаю лечить больных. Он мне сказал, что ему всё равно и что если я не послушаюсь его, то он меня отправит вместе с больными. Я вынуждена была уйти.
В этот день они уничтожили хронических больных в количестве 120 человек, а на следующее утро вывозили на машине евреев, находившихся в рабочем отделении. Тех больных, которые не были уничтожены путём отравления газом, немцы расстреливали.
Таким образом, первый раз было уничтожено около 200 больных. Остались больные рабочего отделения.
В конце октября на территорию колонии была послана бригада жандармерии, шефом её являлся Шмидт, а его заместителем — Митман. Жандармы неоднократно заходили в рабочее отделение и избивали больных нагайками.
Больных, которые имели родных и могли кое-как самостоятельно работать, я совместно с доктором Китаевичем вывезла из больницы. Остальные больные, которые никого не имели, оставались у нас и их надо было кормить. 4 ноября я поехала в городскую управу для того, чтобы выписать продукты на больных. В управе мне заявили, что продуктов они выдавать не будут, так как больница закрыта. Я попросила начальника отдела здоровья при городской управе пройти со мной в генеральный комиссариат к Веберу для того, чтобы выяснить этот вопрос. Начальник и его сотрудники отказались со мной идти в генеральный комиссариат, и я пошла к Веберу одна. В то время его не было, и меня принял его заместитель. Он мне разрешил продлить кредит до 15 ноября и выписал питание. Но ввиду того, что рабочий день кончался, я с этой бумажкой поехала домой. Когда я приехала в колонию, то увидела, что больные очень встревожены. Они заявили мне о том, что их заставляли рыть какие-то ямы недалеко от больницы, приблизительно на расстоянии 1 км. Им объяснили, что эти ямы роют для установления каких-то пушек. Я, уже наученная горьким опытом предыдущего уничтожения, тоже очень расстроилась и взволновалась. Я спросила немца В. Воленбаха, что здесь происходит. Он меня успокоил и заявил, что ямы вырыты для установления орудий. Я успокоилась, успокоила больных и ушла домой.
На рассвете следующего дня, т. е. 5 ноября 1941 года, ко мне пришёл хозяйственник и заявил о том, чтобы я в колонию не ходила, потому что туда приехала большая полицейская группа, которая окружила колонию и будет расстреливать больных. Я вышла из дому часов в 6 утра, но в колонию не входила, я находилась около ларька, недалеко от больницы. Я заметила следующую картину: возле рабочего отделения, где размещались мужчины, стояла большая охрана из полицейских.
Как я уже показала, в рабочем отделении находились сознательные больные. Видя угрожающую им опасность, больные пытались выскочить через окна второго этажа, но и тех, кто выскакивал, сейчас же схватывали, бросали в машину и отвозили к тому месту, где была вырыта яма.
То же самое происходило и с женщинами. Никакие мольбы и просьбы не помогали. Все, в том числе и Митман, выводили больных из комнат, бросали их в машину, отвозили и расстреливали. Беспрерывно с места расположения ямы были слышны выстрелы. В этот день было покончено с больными и с больницей»
Как видим, уничтожались не партизаны, даже не сочувствующие им, а самые обыкновенные больные. Кроме того, в колонии оставались и евреи, которые тоже, видимо, не подозревали того, что их ждет. Возможно, если бы антисемитская политика нацистской Германии меньше замалчивалась в 1939-41 годах в СССР, многие евреи использовали бы все возможные средства, чтобы бежать от наступающих немецких войск, и в многочисленных бабьих ярах погибло бы меньше людей.
После гибели больницы Наталья Николаевна заведовала минской аптекой. Часть сотрудников аптеки была арестована гестапо за связь с партизанами. Наталья Николаевна тоже была арестована, но на допросах все отрицала, а другие ее не выдали, и она была отпущена. В сентябре 1943 года упоминавшийся в показаниях генеральный комиссар Кубе был взорван в своем доме. После этого, как мне кажется, тетя Наташа бежала к партизанам, потому что гестапо гребло всех подряд (но точно я не помню, как я говорил, она об этом не любила вспоминать и редко обращалась к тем годам), и очень многие были казнены.
После войны, на процессе 1946 года к казни были приговорены 14 из 18 подсудимых, в том числе и упоминавшийся жандарм Митман.
На следующий день после выноса приговора, 30 января, они были повешены на минском ипподроме при огромнейшем скоплении народа.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2016-06-22 07:00 pm (UTC)Из подвала нквд вряд ли бы её отпустили. В лучшем случае в лагерях бы сгнила.
no subject
Date: 2016-06-22 08:49 pm (UTC)no subject
Date: 2016-06-22 08:49 pm (UTC)no subject
Date: 2016-06-24 06:01 am (UTC)no subject
Date: 2016-06-24 09:17 am (UTC)https://www.facebook.com/alex.zakhvatov/posts/1337894919561095?pnref=story
no subject
Date: 2016-06-22 11:23 pm (UTC)no subject
Date: 2016-06-23 03:10 am (UTC)no subject
Date: 2016-06-23 08:02 am (UTC)no subject
Date: 2016-07-01 09:08 am (UTC)Что касается еврейской темы, то меня удивляет позиция самих евреев. Они ведь до сих пор уверены, что Красная армия их спасала. Вот о чем Сталин думал в последнюю очередь, это о судьбах евреев. Есть ведь тома переписки глав стран-союзниц. Вы там не найдете ни одного слова о судьбе евреев. А ведь она могла быть решена очень просто. Например, Великая Британия решила проблему с пленными летчиками-евреями, сбитыми над Германией. Немцы стали их выявлять и отправлять в концлагеря. Тут же из Лондона последовало предупреждение, что за это ответят немецкие пленные летчики и немцы всех вернули обратно. Ну и вторая акция это демонстрация немок, жен евреев в Берлине в 42 году с требованием вернуть им мужей. Власти тут же вернули их.
no subject
Date: 2016-06-23 06:04 am (UTC)no subject
Date: 2016-06-25 01:39 pm (UTC)С уважением
Олег Айзберг, доцент кафедры психиатрии и наркологии Белорусской медицинской академии последипломного образования oleg.aizberg@gmail.com
no subject
Date: 2016-06-25 02:06 pm (UTC)Не знаю, конечно, насколько я могу быть полезным, в последний раз Наталья Николаевна приезжала к нам в Москву в середине 80-х. Раньше она гостила у нас каждый год.
Так что многое, конечно, уже забылось.